Ливонская война и опричнина

16 Март 2009 | написал mania


I

В 1550 х гг. московское правительство стояло перед лицом двух главных внешнеполитических проблем: татарской – на юге и ливонской – на северо западе. Обе были связаны с третьей вечной проблемой московитской политики – отношениями Москвы с Польшей и Литвой.
Задача защиты России от набегов казанских татар была разрешена завоеванием Казани. Присоединение Астрахани сильно укрепило русские позиции в борьбе с крымскими татарами. Последние, однако, продолжали представлять для России постоянную опасность.
Хотя завоевание Казани и Астрахани открыло России путь на юго восток, потенциальным московитским «окном в Европу» была Ливония.



Двумя людьми, отвечавшими за проведение русской внешней политики как на Востоке, так и на Западе в 1550 х гг., были Алексей Адашев и дьяк Иван Висковатый. Как мы знаем, в 1554 г. они были ответственны за важные переговоры с ногайцами относительно астраханских дел. В том же году Адашев и Висковатый заключили договор с ливонским посланником, согласно которому ливонцы были вынуждены признать старое обязательство епископа Дерпта выплачивать ежегодную дань великому князю московскому.
Адашев был убежден, что следует прежде всего рассмотреть татарскую проблему, чтобы спасти Московию от разорения, порождаемого постоянными набегами крымских татар и уводом в плен тысяч людей при каждом рейде. С тем, чтобы защитить русские интересы в Ливонии, Адашев полагал достаточным временно использовать вместо войны дипломатию. В случае неизбежности войны в балтийском регионе – как при конфликте со Швецией (1554 1557 гг.) – нельзя было требовать присоединения территорий за рамками существующих границ, чтобы не допустить продолжения войны.
Оценка ситуации Висковатым кажется очень близкой к адашевской. Когда в 1563 г. царь Иван IV старался умиротворить крымского хана, то он проинструктировал своего посланника, Афанасия Нагого, сказать хану, что царь желает мира с татарами, и что в агрессивности московитской политики в предшествующие годы виноваты царские помощники – Иван Большой Шереметев, Алексей Адашев и Иван Висковатый.
Различие между Адашевым и Висковатым состояло в том, что Висковатый как проницательный дипломат никогда открыто не противоречил царю. В результате он сперва избежал царского гнева, когда царь решил повременить с Крымом и сконцентрировать всю силу Московии на попытке завоевать Ливонию. 9 февраля 1561 г. Висковатый был назначен печатником (хранителем царской печати, или канцлером).
В 1555г. крымский хан Девлет Гирей, чтобы отвлечь внимание Русских от Астрахани, попытался совершить набег в направлении Тулы, до которой он так и не добрался. Это продемонстрировало московитскому правительству необходимость принятия срочных мер для лучшей защиты южных провинций Московии.
По мнению Адашева, наилучшим методом сдерживания татарских набегов могли бы стать регулярные упреждающие вылазки против крымских татар вместе с основанием баз крепостей, из которых можно двинуться далее. В конечном счете, целью было принуждение хана признать свою вассальную зависимость по отношению к царю, и, в случае неудачи этой уловки, прямо завоевать Крым, как это было сделано в случае Казани и Астрахани.
Адашев и другие ведущие деятели московского правительства хорошо понимали, что для достижения их цели первостепенную значимость имело бы сотрудничество. или же в любом случае нейтралитет, с Польшей и Литвой. Вследствие этого в январе 1556 г. Москва адресовала Польше предложение заключить «вечный» мир и военный союз против Крыма. Польша отказалась.
Несмотря на это, подданные короля Сигизмунда Августа, украинские казаки, чья военная и политическая мощь лишь начинала укрепляться, оказались готовы сотрудничать с Москвой против татар. Член украинской аристократической семьи, князь Дмитрий Иванович Вишневецкий, староста Черкасс, стал предводителем днепровских казаков. Когда в марте 1556 г. московское правительство послало отряд путивльских казаков под командованием воеводы Чернигова дьяка Ржевского на Средний Днепр с экспедицией против Очакова, Вишневецкий, не ожидая одобрения своего государя, великого князя литовского Сигизмунда Августа, решил поддержать эту экспедицию и послал команду черкасских казаков для усиления отряда Ржевского.
Ржевский спустился по Днепру до Черного моря и совершил набег на Очаков, после чего вернулся в Путивль. Вишневецкий тогда решил выстроить форт на острове Хортица ниже Запорожья. Это – первое определенное упоминание о Запорожской сечи (по украински – сичь), как казаки назвали свой основной лагерь.
В сентябре 1557 г. Вишневецкий послал гонца к царю Ивану IV, прося последнего принять его на свою службу и позволить поддержать Запорожскую Сечь. Царь отправил Вишневецкому двух посланцев с некоторой денежной суммой. В октябре Вишневецкий со своими казаками штурмовал татарскую крепость, перебил гарнизон, захватил и привез на Хортицу пушки.
В 1558 г. Вишневецкий и Ржевский предприняли две кампании в направлении вниз по Днепру к Крымскому перешейку.
Однако Вишневецкий не смог удержать Хортицу в схватках с крымскими татарами, поскольку ему не хватало поставок и его казацкий гарнизон был мал. Вследствие Ливонской войны царь Иван IV не счел возможным поддержать осуществление Вишневецким контроля региона Среднего Днепра и вместо этого пригласил его приехать в Московию, что он и сделал в ноябре 1558 г. Царь даровал ему в качестве бенефиция город Белев.
После разведывательных рейдов Ржевского и Вишневецкого к подступам Крыма Адашев и его последователи решили, что пришло время для военного похода на ханство.
Как Адашев, так и Курбский побуждали Ивана IV вести основную русскую армию против Крыма лично, или же поставить для этого его лучших воевод. Однако к этому времени уже началась Ливонская война, и царь под влиянием своих новых советников отказался от этого. В качестве компромисса он согласился в 1559 г. предпринять небольшими силами две малые кампании против Крыма. Вишневецкий был послан на реки Донец и Дон для организации морских операций на Азовском море, а Даниил Адашев (брат Алексея) – на Днепр к Очакову. По обоим направлениям русские нанесли татарам поражение.
Приблизительно в это же время новый раунд переговоров между Москвой и Польшей (в декабре 1558 г. и в марте 1559 г.) закончился отказом поляков сотрудничать с Москвой против Крыма. Неудача переговоров была частично результатом обоюдных интересов в Ливонии.
Вовлеченность Москвы в Ливонскую войну положила конец планам Адашева систематически осуществлять наступательные операции против Крыма.
Вишневецкий не видел более смысла в продолжении своей службы царю. В 1561 г. он вернулся в Черкассы. Поскольку он не получил помощи от польского правительства для осуществления своего плана войны против Крыма, он отправился в Молдавию в попытке захватить власть в этой стране и использовать ее ресурсы против турок и крымских татар. В ходе борьбы между двумя соперничающими партиями в Молдавии сторонники Вишневецкого были разбиты. Он был взят в плен и отправлен в Константинополь, где его в 1563г. казнили.

II

Ливонская проблема горячо обсуждалась в московских правительственных кругах. К 1557 г. точка зрения сторонников войны с Ливонией постепенно взяла верх над адашевской, поскольку сам царь Иван IV разделял их взгляды.
Вопрос о том, какой курс внешней политики в то время более соответствовал интересам русского государства и русского народа – сдерживание Крыма или нападение на Ливонию – обсуждался не только тогда и не только русскими. Он до сих пор представляет интерес для историографов и составляет предмет разногласий.
Подавляющее большинство историков России согласно, что царь Иван IV был прав в своем решении прервать действия против крымских татар и взяться за Ливонию. Они утверждали (и утверждают), что надежный доступ к Балтике был необходим России как политически, так и экономически и что независимая и враждебная Ливония была препятствием развитию нормальных культурных отношений между Россией и Западом.
С военной точки зрения Ливония была слаба и, как резонно мог полагать царь Иван IV, не могла отразить русского нападения. С другой стороны, как указывают большинство историков, задача подчинения Крыма, в особенности без союза с Польшей, была в военном плане неразрешима для России на этой стадии. Заметным противником этой точки зрения является Костомаров.
Согласно марксистской терминологии классовой борьбы, превалирующее заключение советских историков состоит в том, что Ливонская война соответствовала интересам поднимающихся классов русского дворянства и купечества и в этом смысле была прогрессивной, в то время как программа продвижения на юг была в интересах феодальной аристократии и поэтому – реакционной.
Нет сомнения, что обе проблемы – татарская и балтийская – были важны для России. Вопрос стоял в том, какой из них в данный исторический момент уделить приоритетное внимание.
Утверждение, что завоевания на юге поддерживались феодальной аристократией в противовес дворянству и купечеству, не выдерживает критики. Южные пограничные земли Московии длительный период были заселены людьми пограничья – мелким дворянством и казаками. И лишь к концу XVII века вельможи стали интересоваться приобретением земельных владений в этих местах. И нам известно, что феодальные аристократы, подобные князю Семену Лобанову Ростовскому, не одобряли даже предыдущую кампанию против Казани.
Фактически же татары покушались на интересы не только бояр, дворянства или какого либо особого класса, а на интересы русских всех классов. В первую очередь от татарских рейдов страдали крестьяне, поскольку их постоянно уводили в плен. Ввиду этого, борьба с татарами в это время была подлинно национальной задачей.
По словам Костомарова, «...первой предпосылкой благополучия и процветания России было разрушение этих (татарских) грабительских сетей... (и) присоединение их территорий. Не жажда завоевания побуждала к этому, а инстинкт самосохранения».
Но можно ли представить в это время завоевание Крыма? Это, конечно, должно было предполагать более напряженные усилия, нежели завоевание Казани и Астрахани. Тем не менее, если бы не произошла Ливонская война, русские наверняка справились бы с этим предприятием.
После разведывательной кампании Ржевского против Очакова в 1556 г. Адашев и Курбский попытались убедить царя Ивана IV лично возглавить, или же в любом случае разрешить, большой поход на Крым. Но царь, увлеченный идеей покорения Ливонии, согласился выделить Даниилу Адашеву и Вишневецкому для двойной атаки 1559 г. против Крыма через реки Днепр и Донец Дон лишь несколько тысяч человек.
Итак, вопреки возможностям, которые открывали планы Адашева и Курбского, полномасштабная кампания против крымских татар была заменена двумя разведывательными рейдами. Но даже они оказались как таковые удачными и могли бы стать даже более важными, если бы за ними последовал главный поход.
Более того, в походах на Крым русским не приходилось полагаться лишь на свою военную мощь. Как и в случае с Казанью и Астраханью, они могли рассчитывать на разногласия среди самих татар. В каждой татарской орде существовало соперничество среди основных родов, или их ветвей, и в каждом ханстве некоторые из вельмож были способны противостоять хану. Эта ситуация часто оказывалась для русских выгодной, особенно при формировании среди татар прорусских партий.
Следует вспомнить, что с середины XV века многие татарские группировки пошли на русскую службу. Наиболее влиятельной была Касимовская. Все вместе они составляли значительную военную силу, верную царю. Не менее значимым был факт того, что татарские цари и царевичи, верные России, были связаны кровными узами или браком с независимыми татарскими ханами и вельможами; во многих случаях они играли роль посредников между Россией и. мусульманским миром и таким образом поддерживали дипломатическую игру Москвы.
Поэтому московское правительство надеялось поставить во главе Крымского ханства подходящего владыку, который признает себя вассалом царя Ивана IV. Этот замысел срабатывал ранее в отношении Казани и Астрахани. Царь Касимова Шах Али – одно время царь Казани – был хорошим советником Ивана IV в Казанской кампании 1552 г.
И, разумеется, подходящий кандидат на крымский трон появился в 1556 г. – царевич Тохтамыш. В русских летописях он назывался «братом» Шаха Али. Татары так называли не только брата в буквальном смысле, но также первого или даже второго двоюродного брата. Тохтамыш был внуком хана Ахмата из Золотой Орды; Шах Али был внуком брата Ахмата, Бахтияра. Таким образом, он был вторым кузеном.
Тохтамыш жил в Крыму многие годы. Около 1556 г., когда группа вельмож организовала заговор против хана Девлет Гирея, они предложили возвести Тохтамыша на крымский трон. Заговор был раскрыт агентами Девлет Гирея, но Тохтамышу удалось бежать к ногайцам.
Царю Ивану о прибытии Тохтамыша сообщил ногайский князь Исмаил. Иван, Шах Али и, конечно, Адашев сразу поняли важность новости. В русских отношениях с Крымом Тохтамыш мог оказаться козырной картой.
В июле 1556 г. царь Иван IV написал Исмаилу, что Шах Али хочет видеть «своего брата Тохтамыша». Иван IV попросил Исмаила отправить Тохтамыша в Москву без промедления. И добавил: «Нам необходим Тохтамыш для наших государственных дел, равно как и для ваших» (Исмаил поддерживал русских против Крыма).
Одновременно Иван IV написал самому Тохтамышу (обращаясь к нему, как к султану Тохтамышу), пригласил его в Московию и обещал содержать его в чести и даровать богатое владение. Тохтамыш согласился и прибыл в Москву в декабре 1556 г.
Нет сомнения, что в своих планах 1557 г. по проведению большой кампании против Крыма Адашев был готов наделить выдающейся ролью царя Шаха Али, царевича Тохтамыша и других верных татарских царевичей и мурз (князей) вместе с их свитами.
Особенно интересно поэтому, что для первого русского похода против Ливонии в январе 1558 г. царь Шах Али был назначен главнокомандующим русской армией, а царевич Тохтамыш командующим авангардом. Астраханский царевич Кайбула (Абдула) получил назначение командующим правым флангом русской армии.
Еще один татарский царевич и много мурз, равно как и множество кабардинских князей и их придворных, участвовали в Ливонских кампаниях. Соединения касимовских, Городецких и казанских татар последовали в Ливонию вместе с русскими.
Я склонен думать, что предшествующий перечень командующих офицеров был первоначально предложен Адашевым для крымской кампании. Заметим, что Тохтамыш – кандидат на крымский трон – должен был командовать авангардом русской армии. Как нам известно, царь Иван IV отверг план главного похода на Крым и приказал вместо этого готовиться к войне с Ливонией. Но план командного звена армии был сохранен для Ливонской войны.
Разумеется, все эти верные татарские силы, а также кабардинцы, будь они посланы против Крыма, а не Ливонии, были бы более ценны для России. Они бы не только дали русским решающее превосходство в кавалерии, но могли бы сыграть важную роль в психологической и пропагандистской войне. Они могли бы подорвать единство крымского хана и его вельмож и подавить их волю к сопротивлению.
Суммируя наши выводы и замечания, суть ситуации состояла в том, что хотя русские могли выбирать, начать или нет войну против Ливонии, в отношении Крыма у них не было выбора. Набеги на Россию давали крымским татарам основную часть их дохода. Они могли быть сдержаны или остановлены лишь силой.
Русские могли использовать больше или меньше сил в своей борьбе против крымских татар, но они не могли закончить борьбу до полного подчинения Крыма. Ливонский театр военных действий отвлекал туда основные русские силы. Татары, естественно, использовали эту возможность для усиления своих набегов на Московию. Кроме того, их поддерживала Польша. Следует отметить, что за все двадцать четыре года Ливонской войны было лишь три года, когда в источниках не упоминались татарские походы на Россию.
Итак, на этой стадии крымская проблема в отличие от ливонской не могла быть разрешена московским правительством. Реальная дилемма, с которой столкнулся царь Иван IV, состояла не в выборе между войной с Крымом и походом на Ливонию, а в выборе между войной только с Крымом и войной на два фронта как с Крымом, так и с Ливонией. Иван IV избрал последнее. Результаты оказались ужасающими.

III

Прошло уже три года после московско ливонского договора 1554 г., а ливонцы даже не начали выплачивать царю установленную дань. В 1557 г. ливонские посланцы просили царя вовсе отменить плату или по крайней мере снизить ее. Им было сказано, что в случае невыплаты царь соберет эту сумму сам.
В этот момент в ливонские дела вмешалась Литва, которая, как и Московия, желала выхода к Балтике. В борьбе между ливонскими рыцарями и архиепископом Риги Вильгельмом Сигизмунд Август (король Польши и великий князь Литвы) предоставил свою поддержку архиепископу. Брат последнего, герцог Альбрехт Прусский, был вассалом Польши.
Ливонский орден запросил мира и согласился заключить военный союз с Литвой против Москвы (сентябрь 1557 г.). Этот союз был нарушением русско ливонского соглашения 1554 г.
В январе 1558 г. русские войска вторглись в Ливонию. Русская армия находилась под высшим командованием царя Шаха Али из Касимова. Его помощником был дядя царя Ивана IV, князь Михаил Глинский. Среди командиров передовой гвардии были боярин Алексей Данилович Басманов и Даниил Федорович Адашев; среди командиров арьергарда – князь Андрей Михайлович Курбский.
Кроме русских контингентов (псковичей, московских дворян и стрельцов) армия состояла из касимовских и казанских татар (ведомых их царевичами и князьями), кабардинцев (под предводительством князей Черкасских) и марийцев (черемисов).
Поскольку война началась вопреки совету Алексея Адашева, его политика состояла в предотвращении ее территориального развертывания, которое бы повело к углублению русской вовлеченности в балтийские дела, а это Адашев считал вредоносным для России и русского народа. Поэтому он попытался ограничить военные планы и привести под русское влияние население тех частей Ливонии, что были наиболее близки к России и наиболее легко достижимыми. После достижения некоторых преимуществ он был настроен на заключение при первой же возможности мира, или по крайней мере перемирия.
После вхождения в Ливонию русские разграбили страну и встретили лишь незначительное сопротивление. Затем они обратили свое внимание на укрепленные города, которые они надеялись взять осадой с помощью своей тяжелой артиллерии.
11 мая 1558 г. Алексею Басманову и Даниилу Адашеву сдалась Нарва (древнерусское имя ее было Ругодив). Гарнизону и наиболее богатым бюргерам разрешили уйти. Горожане дали клятву верности царю.
В июле русские под командованием князя Петра Ивановича Шуйского осадили процветающий город Дерпт (Дорпат; по русски – Юрьев; по эстонски – Тарту). 18 июля представители архиепископа Дерпта, дворянство и городской совет предложили условия собственной сдачи, по которым жители должны иметь свободу выбора – выехать или остаться в городе. Те, что решат остаться, будут иметь свободу вероисповедания и все свои личные и корпоративные права. На следующий день Шуйский подписал все условия, которые должны были быть подтверждены царем.
Царь издал для города грамоту, в которой он с небольшими изменениями утвердил условия и гарантировал жителям право свободной торговли в Новгороде, Пскове, Ивангороде и Нарве, равно как и право покупать дома и сады в тех же городах. Жители этих четырех городов должны были иметь те же права соответственно в Дерпте.
В результате военных успехов и мудрой политики по отношению к завоеванным городам, вся восточная часть Эстонии была занята русскими. Через Нарву русские получили удобный доступ к морю. Торговые корабли различных стран незамедлительно начали использовать порт Нарву (позднее русские попытались создать там собственный флот).
Русские предприняли серьезные попытки улучшить жизнь эстонских крестьян. Землевладения немецких рыцарей и монастырей были конфискованы и частично стали доступны для использования крестьянами. Русские поставляли им хлеб, семена, скот и лошадей.
В течение зимы 1558 1559 гг. русские совершили рейды в северную часть Латвии до окраин Риги. Ливонцы, находясь в отчаянной ситуации, жаждали передышки, надеясь выиграть время и дождаться помощи со стороны императора Священной Римской империи или от Польши.
Ливонские агенты вошли в контакт с королем Дании Фридрихом II, который предложил свое посредничество за заключение перемирия между царем и Ливонией. Адашев посоветовал царю согласиться. По мнению Адашева, путем аннексии Восточной Эстонии, включая Нарву и Дерпт, Россия получила желанное – доступ к Балтике. Он полагал, что России следует теперь всю свою мощь обрушить на Крым.
Царь нехотя согласился одобрить перемирие. Оно было заключено на шесть месяцев – с мая по ноябрь 1559 г.
Ливонские рыцари воспользовались перемирием для обеспечения литовской поддержки. 31 августа 1559 г. в Вильно было заключено соглашение между великим князем литовским (королем Польши) Сигизмундом Августом, и магистром ливонского ордена Готардом Кетлером, согласно которому Сигизмунд Август принимал орден под свою защиту. 15 сентября король расширил свой протекторат также на архиепископа Риги. Сигизмунд Август обещал послать литовские войска для помощи в борьбе ливонцев против Московии при следующем условии: юго восточная часть Ливонии вдоль Западной Двины должна быть немедленно занята литовскими войсками.
Одновременно епископ острова Эзеля (современное название – Сааремаа) обратился за защитой к Дании. Секретным соглашением с королем Фридрихом II епископ уступил остров Эзель брату короля, герцогу Магнусу, за 30000 таллеров.
Затем, в октябре 1559 г., даже до того, как истек срок соглашения о перемирии, Кетлер предпринял поход против Дерпта, но был отброшен.
В отместку царь Иван IV вопреки совету Адашева решил возобновить военный натиск, направленный на завоевание всей Ливонии. Весной и летом 1560 г. русские нанесли крупное поражение ливонским рыцарям при Эрмесе (Эргем) и под командованием князя Андрея Курбского и Даниила Адашева штурмовали Феллин (Вильявди), который рассматривался как наиболее сильная крепость в Ливонии (август 15560 г.). Вдохновленные поражением рыцарей, латвийские крестьяне поднялись против своих господ.
Однако русские победы 1560 г. оказались весьма кратковременными. Они просто ускорили активное вмешательство Литвы и Швеции в дела Ливонии.
Летом 1561 г. шведы захватили Ревель (Таллинн) и всю центральную и западную часть Эстонии.
Раздел Ливонии был закреплен соглашением от 28 ноября 1561 г. в Вильно между королем Сигизмундом Августом и магистром Кет лером. Ливонский орден был распущен. Кетлер стал герцогом Курляндским в качестве вассала короля Польши. Договор о подчинении Ливонии Польше Литве был формально подписан архиепископом Риги в феврале 1562 г. и герцогом Кетлером в марте того же года.
Россия твердо удерживала Восточную Эстонию с Нарвой и Дерптом. Раздел всех остальных частей Ливонии между тремя враждебными друг другу силами (Литвой, Данией и Швецией) исключил, по крайней мере на этой стадии, возможность их коалиции против Москвы.
Захват Данией острова Эзель совсем не означал вмешательства в русские интересы. Со Швецией Москва заключила двадцатилетнее перемирие летом 1561 г. И, наконец, соглашение между Литвой и Москвой было возможным в случае признания Москвой литовского контроля над Латвией. Любая русская попытка завоевать Латвию означала бы войну с Литвой (и, следовательно, с Польшей) и подорвала бы московитские ресурсы даже в случае удачи, которая едва ли была возможна. Кроме того, война с Литвой придала бы смелости крымским татарам, и они могли бы вновь пойти на Московию.
Эта ситуация хорошо осознавалась Адашевым и его последователями. Царь Иван IV не только проигнорировал их советы, но и решил, что настало время отделаться от советников.

IV

Царь Иван, равно как и сторонники продолжения войны, осуждали Адашева, который, как они утверждали, заключением договора 1559 г. лишил Россию возможности завоевать всю Ливонию раз и навсегда.
Насколько можно судить на базе доступных нам источников, лишь меньшинство среди лидеров в правительстве и армии противостояли Адашеву и принадлежали к тому, что можно назвать партией войны. Их сила заключалась в том, что сам царь Иван IV разделял их взгляды. В свою очередь, их поддержка обнадежила царя, который теперь был готов взять инициативу в свои руки и стать фактическим самодержцем, а не только таковым по названию.
Смерть царицы Анастасии, случившаяся в это время, болезненно затронула Ивана IV и усилила его злобу и раздражение против Ада шева и Сильвестра.
В нервозном состоянии Иван IV посчитал Сильвестра, Адашева, Курбского и их сторонников виновными в гибели Анастасии. Курбский пишет, что враги Сильвестра и Адашева донесли царю, что они якобы извели Анастасию колдовством.
Фактически же сам царь Иван IV более других был повинен в кончине Анастасии. Ее здоровье было подорвано частыми родами и скорбью о тех ее детях, которые умерли в детстве. В дополнение к этому, постоянное паломничество в различные монастыри, часто связанное с охотничьими выездами, при которых царь Иван IV всегда настаивал, чтобы Анастасия и ее дети следовали за ним, утомляло ее все более и более каждый год.
В начале октября 1559 г., когда Анастасия уже болела, царь Иван взял ее и двух царевичей, Ивана, родившегося в 1554 г, и Федора, родившегося в 1557 г., в Можайск для паломничества и охоты. Там Иван получил известие о нарушении ливонцами перемирия. Он захотел немедленно вернуться в Москву, но дороги были из за дождей непроходимыми. И лишь 1 декабря царь и царица вернулись в Москву. Путешествие закончилось, и после него Анастасия начала угасать. Она умерла 7 августа 1560 г. Описывая ее похороны, летописец говорит, что толпы народа, богатые и бедняки, причитали и плакали, следуя за похоронным кортежем, "Поскольку она была столь добра и ни на кого не имела зла'
Разрыв между Иваном IV и Сильвестром с Адашевым произошел еще до смерти Анастасии, после возвращения царя и больной царицы из Можайска.
В своем первом письме Курбскому (1564 г.) Иван IV говорил: «Когда началась война, т.е. война против (ливанцев) немцев... священник Сильвестр вместе с тобою, его советниками ожесточенно атаковали нас по этому поводу, а что же до болезни, которая из за наших грехов посетила нас, нашу царицу и наших детей, то они утверждали, что это случилось из за них, т.е. вследствие нашего неподчинения им».
В начале 1560 г. Сильвестр покинул Москву и удалился от дел в Кириллов монастырь Белоозерского края.
В апреле 1560 г. Алексей Адашев был назначен главным воеводой группы русской армии в Ливонии, которой командовал князь ИФ. Мстиславский. Одновременно брат Алексея, Даниил, получил схожее назначение в армейскую группу, находившуюся под командованием князя Курбского. Эти русские силы слились у сильнейшей ливонской крепости Феллин, которую они захватили в августе 1560 г.
Алексей Адашев был назначен губернатором Феллина, Даниил стал своего помощником. Тактичная политика Алексея была оценена населением не только Феллина, но также и других ливонских городов. Многое из них были готовы сдаться Адашеву добровольно.
Успехи Адашева взволновали его недругов при дворе Ивана IV, которые боялись, что царь будет теперь склонен в знак признания его способностей отозвать его назад в Москву, чтобы вновь привлечь к участию в государственных делах. Они прибегли к клевете и убедили царя, что Адашев – предатель.
Во второй половине сентября царь провел в Москве совместное заседание Боярской Думы и церковного Совета для суда над Адашевым и Сильвестром. Ни один из них не был вызван. Они были судимы в отсутствии, путем процедуры, которая шла против принципов русского законодательства.
Митрополит Макарий запротестовал против нарушения закона и потребовал, чтобы обвиняемые были вызваны в Москву. Его предложение было отклонено. Курбский заявляет, что церковный Собор состоял в основном из врагов Сильвестра.
Сильвестр был приговорен к ссылке в Соловецкий монастырь на Белом море. Адашев был заключен в тюрьму в Юрьеве (Дерпте). Он умер там же в декабре того же года.
Враги Адашева ложно утверждали, что он покончил жизнь самоубийством, приняв яд, так как боялся нового суда и более сурового наказания. Более правдоподобно, что он был отравлен по приказу из Москвы.
Через неделю после смерти царицы Анастасии царь Иван IV решил жениться вновь, на иноземной принцессе. Он, вероятно, руководствовался соображениями и внутренней и внешней политики. Жена иностранка поставила бы царскую семью над боярскими фракциями. В международном плане такая женитьба могла поднять его престиж и улучшить дипломатические отношения.
Веселовский полагает, что родня покойной царицы Анастасии, Захарьины Юрьевы, могли предложить царю идею жениться на иностранке, поскольку брак с московской боярской невестой означал бы закат их влияния при дворе Ивана IV. В любом случае Захарьины должны были поддержать решение Ивана IV.
Царь заявил митрополиту Макарию и боярам, что он отправит посланников для выбора подходящей невесты в три страны: Литву, Швецию и Кабарду (Черкессию). Из дипломатических соображений царь склонялся к литовскому браку. Если бы это не удалось, для противодействия Литве могла стать полезной связь со шведским королевским домом. Кабардинская принцесса поддержала бы черкесскую помощь против крымских татар.
Брачные переговоры с Литвой и Швецией закончились провалом, и 21 августа 1561 г. Иван IV женился на кабардинской княжне Кученей, дочери князя Темрюка. Она была наречена при крещении Марией. Ее отец присягнул в верности царю Ивану ГУ в июне 1557 г. Брат Кученей, Салнук, также перешел в христианство (с именем Михаил). Царь Иван IV очень ценил его службу.
Положение новой царицы в московском обществе было незавидным. Некоторые из бояр бранили ее. Князь Александр Воротынский впал в немилость частично вследствие его неподобающих замечаний оней. Таким образом, у Марии не было оснований сдерживать царя в его последующих преследованиях предполагаемых предателей среди бояр и высших чиновников.
После смерти Алексея Адашева несколько его родственников и друзей, включая брата Даниила, стали жертвами гнева царя Ивана IV и были казнены (1561 1562 гг.). За исключением Даниила Адашева все они принадлежали к низшему дворянству.
В своем конфликте с членами аристократических фамилий царь Иван IV до сих пор воздерживался от смертной казни. Князь Иван Дмитриевич Вольский, первосоветпиик Боярской Думы, который был обвинен в намерении бежать в Литву, был арестован, но после двухмесячного заключения прощен при вмешательстве митрополита Макария. Он, однако, должен был произнести особую клятву верности, сопровождающуюся гарантиями многих его друзей (1562 г.).
В тот же год два князя Воротынских, известный воевода Михаил Иванович (участник Казанской кампании) и его брат Александр, были обвинены в некоем предательстве. Царь конфисковал их владения. Оба были арестованы и высланы, Михаил – на Белоозеро, Александр – в Галич. Александр был прощен в 1563 г., получил царское порицание еще раз в 1564 г. и затем принял монашеский обет. Михаил был прощен и получил назад часть своих владений в 1564 г.
Один из выдающихся бывших членов Избранной рады, князь Дмитрий Курлятев был за неизвестно какое предательство арестован со своей женой, сыном и двумя дочерьми. Всей семье пришлось принять постриг.
В мае 1563 г. дьяк князя Владимира Андреевича Старицкого обвинил князя и его мать, княгиню Евфросинью, в заговоре. Царь вызвал епископов, чтобы получить их согласие на суд. Это было необходимо, поскольку Владимир Старицкий был владетельным князем царской крови (двоюродным братом Ивана IV). Митрополит Макарий и епископы посоветовали Ивану IV простить Старицких. Иван IV послушался, но вслед за тем взял бояр, дьяков и других придворных князя Владимира на свою службу и заменил их людьми, в чьей верности он мог быть уверен. Это было равноценно организации слежки за князем Владимиром.
Все эти казни и репрессии привели в замешательство высших представителей русской армии и администрации, которые вместе составляли правящий институт – двор (двор как центр армии и администрации государя). Никто не считал себя в безопасности. Мораль была подорвана. Некоторые думали о побеге в Западную Русь, т.е. в Великое княжество Литовское.
Единственным человеком, который оказался способным в силу своего морального авторитета сдержать нрав царя, был престарелый митрополит Макарий. Его смерть 31 декабря 1563 г. была великой потерей как для царя Ивана IV, так и для России.
Литовские князья хорошо знали об этой ситуации. По их совету Сигизмунд Август начал посылать секретные послания тем московитским боярам и чиновникам, которые явно намеревались бежать от царя Ивана IV. Он пригласил их перейти на литовскую сторону и обещал высокое положение и владения в Литве.
В начале 1564 г. такое послание получил князь Курбский. После ареста и смерти Адашева положение Курбского стало ненадежным. После смерти же митрополита Макария Курбский потерял все надежды относительно восстановления нормальных отношений между царем и правящим классом в целом (не только бояре были затронуты царскими репрессиями). 30 апреля 1564 г. Курбский бежал из Юрьева (Дерпт), где он занимал пост воеводы, к литовской заставе Вольмар (Валмиера) в Латвии. Он проследовал в Вильно и был радушно принят королем Сигизмундом Августом.

V

Разногласия между царем Иваном IV и правящим институтом царства, за которые сам царь был более ответственен, чем кто либо другой, стали особенно опасными для России" поскольку они имели место в период участия Москвы в войне с Литвой, поддерживаемой Крымом.
Война с Литвой началась в начале 1562 г. Сначала внимание Москвы было отвлечено набегами крымского хана Девлет Гирея, который разграбил Мценск, Одоев, Белёв и многие другие города.
И лишь в декабре мощная русская армейская группа, усиленная татарами и кабардинцами, была собрана для основного похода против Литвы. Высшее командование принял сам царь Иван IV. С ним вместе были князь Владимир Старицкий, царь Симеон Касаевич (последний царь Казани) и многие татарские царевичи, включая Тохтамыша и его брата Бекбулата. Князья Иван Бельский и Петр Шуйский были двумя старшими русскими воеводами. Князь Андрей Курбский был одним из командиров арьергарда.
Русское наступление было направлено на Полоцк. Оно было успешным, и Полоцк сдался 15 февраля 1563 г. Москва таким образом получила точку опоры на Западной Двине, которая была важным торговым путем к Риге.
Царь, следуя практике Адашева, в своих инструкциях воеводе князю Петру Ивановичу Шуйскому, которого он назначил править Полоцком, и его помощникам, приказал изучать древние обычаи справедливости и управления Полоцка и разрешить полоцким дворянам самим избирать судей.
Натянутость отношений между царем и его подданными выглядела даже на этой ранней стадии войны с Литвой зловещей. На пути к Полоцку Иван IV в порыве гнева избил до смерти князя Ивана Шаховского. Дворянин Богдан Колычев дезертировал и поскакал в Полоцк предупредить власти о приближении царской армии. Ему не поверили.
В июне 1563 г., как раз через три месяца после успешного возвращения царя из Полоцка, он приказал арестовать и привести к нему в Александровскую слободу князя Владимира Старицкого и его мать Евфросинью. Благодаря вмешательству митрополита Макария царь простил Старицких, но лишил Владимира его свиты и поместил под пристальный присмотр своих агентов.
Евфросинья, видя крушение своих надежд, обратилась к царю с просьбой разрешить ей принять монашество. Просьба была удовлетворена, и 5 августа она стала монахиней, выбрав своей обителью Воскресенский монастырь на Белоозере. Царь приказал содержать ее в хороших условиях и назначил следить за оказанием ей всевозможного уважения трех чиновников. Предположительно, они были проинструктированы наблюдать за ней и мешать ее связи с противниками Ивана IV.
В январе 1564 г. литовцы разбили русские войска под командованием князя Петра Ивановича Шуйского на реке Улла к юго востоку от Полоцка. Сам Шуйский был убит в битве. А в апреле Курбский бежал в Литву.
В октябре крымский хан Девлет Гирей с армией, предположительно достигавшей шестидесяти тысяч, атаковал Рязанскую землю и основательно разграбил ее, не встретив практически никакого сопротивления. Огромное количество людей попало в плен и было уведено татарами. Подмога из Москвы прибыла слишком поздно. Татары уже вернулись домой с многочисленными трофеями.
Для предотвращения возможности нападения со стороны Швеции, Иван IV должен был согласиться на продолжение шведско русского перемирия еще на семь лет (1564 1571 гг.), в течение которых шведы сохраняли Ревель (Таллинн) и Пернов (Пярну).
Литовское нападение на Полоцк в октябре 1564 г. было отбито, но дезертирство бояр и дворянства продолжалось. Тем временем многие из тех бояр и сынов боярских, что оставались верными царю, во главе с новым митрополитом Афанасием попросили у Ивана IV прекратить казни, заключить мир с Литвой и обратить свое внимание на Крым.
Это должно было означать возвращение к программе Адашева, а для Ивана IV – признание провала его политики и соглашение на ограничение его самодержавной власти. Психологически это было для него невозможно. В то же время, он осознал зловещее значение разрыва между ним и управляющим институтом папства; Он не только был разозлен; он был напуган. Стоявший перед ним выбор состоял либо в отставке, либо в усилении царской диктатуры.
Царь нашел выход из тупика, учредив опричнину.
Иван IV решил рискнуть и отречься от престола, но сделать это так, чтобы его отречение не было принято народом, и он в результате получил бы полную власть и смог бы безжалостно расправиться со своими врагами, реальными или предполагаемыми.
Дабы обеспечить все наверняка, он начал тихо собирать группу служилых людей, которым он мог абсолютно доверять. От них он потребовал особой клятвы верности. Он намеревался создать из них опричный двор, который станет его личным войском, а также внутренним институтом для наблюдения за деятельностью официальной национальной администрации.
Иван IV боялся объявить о новом институте – опричнине – в Москве, где попытка такого государственного переворота могла быть предотвращена существующим правящим институтом бояр, дворян и дьяков. Поэтому он решил временно оставить столицу и удалиться туда, где он будет лучше защищен своими телохранителями – «бандой сатаны», как именовал их Курбский.
3 декабря 1564 г. царь со своей семьей покинул Москву и направился в деревню Коломенское к югу от города, а оттуда двинулся на моления в Троицкий монастырь. Но это не было обычным паломничеством. Царь приказал избранной группе бояр, дворян, боярских сынов и дьяков, в чьей благонадежности он не сомневался, сопровождать его. Он также приказал отряду провинциальных дворян и боярских сынов следовать за ним в боевом порядке. Среди того, что он взял с собою, были царская казна, иконы, ювелирные изделия и одежда.
21 декабря царь и его кортеж отъехали из Троицкого монастыря в Александровскую слободу на ярославской дороге. Здесь они остановились и укрепили стены и башни.
Обычно, когда царь покидал Москву даже на короткое время, он назначал какого нибудь боярина для присмотра за столичными делами и административными формальностями в его отсутствие. На сей раз ничего подобного сделано не было. Результатом стали напряжение и замешательство, усиливавшиеся с каждым днем.
3 января 1565 г. Иван IV послал в Москву гонца с письмом митрополиту Афанасию и боярам. В этом письме царь обвинил весь управляющий институт – бояр, сынов боярских и дьяков – во многих преступлениях, таких, как разграбление государственной казны, захват земель, Уклонение от военной службы и предательство. Иван IV также винил иерархов церкви во вмешательстве в пользу виновных, которых хотел наказать. Он объявил, что по причине всего этого он должен оставить трон и просить Бога указать ему подобающее место уединения.
Одновременно с этим письмом посланник Ивана IV привез и другое, адресованное купцам и простолюдинам Москвы, заверявшее, что царь благорасположен к ним. Иван IV приказал зачитать это послание публично.
Очевидно, что царь попытался внести смятение в умы московских жителей, настраивая простых горожан против чиновников и высших классов. Угроза народного восстания, подстрекаемого царем, была реальной. Правящий институт капитулировал.
Митрополит Афанасий отказался лично поехать в Александровскую слободу, но согласился послать туда в качестве своих представителей архиепископа Новгорода и архимандрита Чудова монастыря, с тем чтобы просить царя вернуть свое расположение боярам, дьякам и всему народу, не оставлять трона, править по своему усмотрению и наказать предателей по своему разумению.
Царь выиграл эту рискованную игру. Его нервное напряжение в ходе этих судьбоносных событий может быть оценено по донесению ливонца Иоанна Таубе, отмечавшего, что ко времени своего возвращения в Москву в феврале, царь потерял все волосы на голове.
5 января царь великодушно простил духовенство, бояр и народ и объявил об условиях возвращения на трон в специальном указе, который устанавливал режим опричнины. Эти условия гласили:
1. Царь будет обладать полной свободой власти наказывать и, если необходимо, казнить предателей и конфисковывать их собственность.
2. Царь создаст внутри государства свой собственный отдельный двор. Он изберет персонал своего двора – от бояр до мелких слуг – среди доверенных людей.
3. Даже становясь главой своего личного суда и личных войск, царь сохранит власть как глава государства.
4. Бывшая государственная и военная администрация будет продолжать функционировать, но бояре должны будут адресовать все важные дела царю.
Таким образом, должно было быть введено двоевластие: царская опричнина и земщина. Национальная администрация сохраняла свои традиционные формы, но была подчинена абсолютной диктатуре царя.
Опричнина давала царю средства реализации своей диктатуры и обеспечивала его личную безопасность. В то же время она означала глубокий раскол в близком окружении царя – среди его родственников и крупных бояр. Например, Захарьины Юрьевы (по линии первой жены Ивана IV) и князь Михаил Черкасский (брат второй жены Ивана), равно как и бояре Алексей Басманов и Иван Чеботов, безоговорочно следовали царю. Другие, находившиеся в брачных отношениях с царской родней, подобно князю Ивану Мстиславскому, князю Александру Горбатому и Головиным, а также бояре Иван Федоров и князья Дмитрий, Петр и Иван Куракины оставались в стороне.
Расправа с предполагаемыми предателями началась немедленно после обнародования указа. В феврале 1565 г. были казнены князь Александр Борисович Горбатый, его сын Петр, два других князя и окольничий Петр Головин. Князья Дмитрий и Иван Куракины были насильственно пострижены в монахи. Многие дворяне и бояре были высланы в Казань. Вся их собственность была конфискована.
С целью создания экономической базы для опричнины к опричным приказам были приписаны и поставлены под их прямой контроль многие города и районы с их землями и доходами.
Александровская слобода оставалась главным оплотом опричнины, но в самой Москве был также построен опричный, двор и к нему была приписана значительная часть города.
Многое из провинциальных городов, взятые в опричнину, были в центральной части Московии: на запад и юго запад от Москвы – Вязьма, Можайск и Медынь; на юг – Малоярославец и две части Перемышля; на восток – Суздаль и Шуя. В дополнение под опричную власть отошли многие города и районы на севере Московии, такие, как Тотьма и Устюг, район Ваги. Со временем еще многие города были присоединены к опричнине.
Институт опричнины обладал сильной личной армией Ивана IV численностью в одну тысячу опричников. Среди них были князья, бояре, дворяне и сыны боярские. Впоследствии опричный корпус был увеличен. К 1570 г. он включал около шести тысяч человек. Многие иностранцы – ливонские немцы, подобные Иоанну Таубе, и немцы из Германии, такие, как Генрих фон Штаден – были приняты в рады опричников.
Хотя агенты английской Русской компании в Московии не участвовали в опричнине индивидуально, они обратились к царю с просьбой принять в опричнину всех английских купцов. Они сделали это, чтобы застраховать себя и собственность компании против любого вмешательства опричников. Царь нуждался в английских технических специалистах и импорте английских товаров, включая оружие, и поэтому принял компанию под свою защиту.
По тем же причинам богатейшие русские купцы и промышленники того времени, Строгановы с Урала, попросили царя принять их в опричнину. Они были приняты, и поскольку их финансовая помощь была существенна для царской казны, Строгановым не досаждали.
Судьба русских землевладельцев и землепользователей в районах опричнины была особой. Они были насильственно изгнаны из своих владений, дабы освободить место опричникам. Взамен им отдавались земли в районах земщины, в основном в Среднем Поволжье. Высылка земских землевладельцев в Казанский регион имела две цели: убрать ненадежных бояр и сынов боярских из центральной части Московии и колонизировать вновь приобретенные районы. Следует отметить, что в районах, первоначально взятых в опричнину, было мало боярских вотчин. Изгнание, таким образом, в основном затронуло дворянство.
Поскольку опричники должны были получить большие по размеру поместья, нежели сыны боярские, число изгнанных должно было быть по крайней мере на 50 % больше, нежели опричников, расселенных в бывших владениях изгнанных. Итак, когда число опричников достигло шести тысяч, число изгнанных должно было достигнуть девяти тысяч.
Правительство практически ничего не сделало для организации миграции изгнанных. Им самим приходилось искать подходящие земли и затем регистрировать их в поместном приказе. В некоторых случаях процедура занимала два или более года.
Не меньшими были беды крестьян в поместьях, определенных для опричников. Немногое опричники подались в царскую гвардию, будучи искренне преданными царю. Большинство было привлечено надеждой сделать блестящую карьеру. В то же время они не были уверены, выживет ли опричнинаи не является ли она всего лишь причудой царя. Поскольку цель состояла в быстром обогащении, у них не было стимула для хорошего управления полученными ими земельными владениями;они пытались извлечь из них как можно большую выгоду, пока не поздно. В результате крестьяне во многих поместьях, из которых были изгнаны бывшие владельцы или держатели земли, разорились.
Жизнь в новом царском дворце приобрела внешнюю видимость монастырской. Опричники носили в стенах дворца черную одежду и именовались братьями; но молитвы перемежались дикими оргиями. У каждого опричника к седлу коня были привязаны собачья голова и метла. Эти эмблемы должны были подчеркнуть их собачью преданность царю и готовность вымести из страны предательство.
Кроме своих жандармских обязанностей опричники в период войны несли службу в гвардейских полках. Сначала, когда они подчинялись жесткой дисциплине, они часто оказывались полезными, но позднее стали деморализованными.
В качестве института опричнина разрушила русскую систему армейской мобилизации и организации. Большая часть русской армии в это время состояла из дворян и сынов боярских. Их районные объединения отвечали как за уголовное судопроизводство, так и за армейскую мобилизацию.
Дворяне и сыны боярские, изгнанные из районов опричнины, были разбросаны по другим провинциям, а их объединения распались. Как было сказано, число изгнанных было не менее девяти тысяч, т.е. равнялось почти трети всего числа дворянской армии (около тридцати тысяч).
Что же до опричников, расселившихся на землях изгнанных дворян и детей боярских, то они нахлынули из различных частей страны и нуждались во времени для военной организации.

VI

Как уже указывалось, среди причин конфликта между царем Иваном IV и московским правительством, приведших к созданию опричнины, была убежденность предводителей земства в том, что главную угрозу представляют крымские татары, а не литовцы и, следовательно, основная задача московского правительства – борьба с Крымом, а не с Литвой. Это казалось столь очевидным, что даже после создания института опричнины царь Иван IV должен был обратиться прежде всего к неблагоприятной ситуации на южных границах Московии.
В 1565 г. шли переговоры с Литвой и Швецией о мире или, по крайней мере, о перемирии. Сильные русские соединения под командованием князей И.Д. Вольского и И.Ф. Мстиславского (оба были старшими боярами земщины) были переведены с литовского фронта на берега Оки для охраны Москвы от татарских нападений. В октябре Девлет Гирей действительно совершил набег на Волхов, но быстро ушел, когда получил известие о приближении русских. В 1566 г. он не предпринимал походов на Московию.
В мае 1566 г. литовские делегаты во главе с Юрием Ходкевичем, прибыли в Москву, чтобы начать мирные переговоры с московским правительством. Московскую делегацию возглавлял боярин Василий Михайлович Юрьев (согласно Зимину, опричник). Одним из помощников Юрьева был дьяк Иван Висковатый.
Литовцы были готовы сдать Московии Полоцк и ту часть Ливонии, что уже удерживали русские, т.е. Юрьев (Тарту), Нарву и некоторые малые города. Царские делегаты были готовы отдать Литве несколько маленьких ливонских городов, но настаивали на передаче русским Риги и Полоцкого края к западу от реки Двины (еще удерживаемой литовцами), поскольку им принадлежал город Полоцк.
Переговоры зашли в тупик. Царь настаивал на присоединении Риги. Однако он желал заручиться в этом вопросе поддержкой ведущих правительственных и армейских групп и торгового люда.
Поэтому он решил созвать для обсуждения ситуации и принятия решения земский Собор. Заседания Собора длились с 28 июня по 21 июля 1566 г. В Соборе приняли участие церковный совет, возглавляемый митрополитом Новгорода Пименом (стареющий митрополит Афанасий, испытывавший отвращение к режиму опричнины, ушел в отставку 16 мая); Боярская Дума; дворяне первой статьи; дворяне второго класса (дворяне и сыны боярские); дьяки и служащие; высший слой купечества: гости, московские торговцы и смоляне (смоленские купцы, торгующие в Москве или московские купцы, вовлеченные в иностранную торговлю через Смоленск). Из них 204 человека представляли дворянство и 75 человек – купечество.
Каждая из групп, составлявших Собор, давала свои рекомендации отдельно. Все вместе, за исключением Ивана Висковатого, настаивали, чтобы не делать более уступок Литве. Висковатый, не решаясь открыто пойти против царя советом отдать Ригу, предложил, чтобы ливонские посланники дали заверения, что литовцы оставят Ригу в покое. Итак, Висковатый в скрытой форме рекомендовал отложить решение о Риге.
Его мнение не было принято во внимание. 5 июля литовским посланцам сообщили, что дальнейшие переговоры бесполезны. 12 июля они покинули Москву. В феврале следующего года царь послал в Вильно в качестве своего великого посла к Сигизмунду Августу боярина Ф.И. Умного Колычева. Миссия Колычева провалилась. Он вернулся в Москву в октябре 1567 г.
Обе стороны – Литва и Москва – готовились к возобновлению войны. Сигизмунд Август продолжил свою пропагандистскую войну, тайно посылая московитским боярам предложения бежать с царской службы в Литву. Он обещал им достойное содержание. В 1567 г. четыре выдающихся московских боярина, князь Иван Бельский, князь Иван Мстиславский, князь М.И. Воротынский и Иван Федоров, получили подобные приглашения от Сигизмунда Августа и гетмана Григория Ходкевича. Каждый из них немедленно доложил об этом царю и заверил его в своей верности. Иван IV приказал им послать назад оскорбительные ответы с отказом, которые он подготовил лично, что они и сделали. (Ивана Федорова все равно казнили). В других случаях получатели хранили письма в тайне и готовились к побегу, во всяком случае, старались не лишить себя такой возможности.
Как мы видели, при учреждении в 1565 г. опричнины духовенство обещало отказаться от своего традиционного права защищать тех, кто потерял расположение царя. Несмотря на это, митрополит Афанасий продолжал отстаивать подозреваемых перед царем. И поскольку царь редко удовлетворял его петиции, Афанасий 16 мая 1566г. ушел в отставку.
Иван IV выразил желание (при сложившихся обстоятельствах являвшееся приказом), чтобы на митрополичью кафедру был избран архиепископ Казани Герман Полев. Царь помнил, что Герман был одним из следователей по ереси Башкина в 1553 г. В 1555 г., когда была создана архиепископская кафедра в Казани, Герман был одним из ближайших помощников первого архиепископа Казани Гурия. После смерти Гурия Герман сменил его.
Гермаи был стойким защитником православия от еретиков (как показало дело Башкина), но он был глубоко религиозным человеком, а не раболепным искателем царского благоволения. Он был возмущен жестокостями опричнины. Сперва он отказался от кафедры митрополита. Когда же церковный Собор, несмотря на его нежелание, избрал его, он отправился к царю и увещевал его прекратить расправы. Царь разгневался, и Герман не был рукоположен. Он умер в Москве 6 ноября 1567 г., согласно официальной версии, от эпидемии. Курбский говорит, что он был либо задушен, либо отравлен.
После устранения Германа царь и церковный Собор предложили Эфедру митрополита настоятелю Соловецкого монастыря Филиппу, который принадлежал к боярской семье Колычевых. В качестве соловецкого настоятеля Филипп показал себя талантливым администратором. Он был приглашен в Москву, но, подобно Герману, не хотел принимать приглашение. Он последовательно настаивал, чтобы царь прекратил ненужные казни и уничтожил опричнину. Несмотря на это, царь согласился на рукоположение Филиппа. Филипп должен был пообещать не вмешиваться в дела опричнины, а царь разрешил бы ему давать советы. Это было подтверждением традиционного права высших иерархов вступаться за угнетаемых и преследуемых. Предположительно, царь дал секретное обещание Филиппу воздержаться от злоупотреблений. 20 июля 1566 г. Филипп был рукоположен в сан митрополита.
На протяжении года после этого террор был не столь жесток. Царь продолжал подозревать существование предательства или, по крайней мере, предательских намерений среди бояр. Ему никогда не приходило в голову, что он своей непомерной жестокостью раздражал служилых людей и толкал их на измену или побег. Получение же в 1567 г. четырьмя видными боярами писем от короля Сигизмунда Августа повело к новой волне террора.
К осени 1567 г. митрополит Филипп понял, что для него настало время вмешаться. Сперва он увещевал Ивана IV наедине с ним, а когда это не возымело результата, он стал взывать к нему публично в Успенском соборе в марте 1568 г. Чтобы найти повод избавиться от Филиппа, Иван IV стал искать клириков, которые могли бы выступить обвинителями митрополита. Духовник царя Евстафий и три епископа (одним из них был архиепископ Новгорода Пимен) начали плести против Филиппа интриги. Пимен жаждал кафедры митрополита для себя.
Монах того же Соловецкого монастыря, настоятелем которого Филипп был раньше, с одобрения властей предоставил информацию о предполагаемом неверном поведении Филиппа в период его настоятельства. В начале ноября совет епископов постановил сместить Филиппа с должности. Карташев называет этот совет «наиболее позорным из всех церковных соборов во всей истории России».
Филипп был вывезен в Отроч монастырь в Твери, где около двадцати лет (до 1553 г.) держался в заключении Максим Грек (который умер в 1556 г.). Ожидания Пимена не оправдались. Царь избрал в качестве наследника Филиппа архимандрита Троицкого монастыря Кирилла. Совет епископов согласился; ничего более не следовало ожидать. Кирилл был рукоположен митрополитом 11 ноября 1568 г. Он возглавлял русскую церковь все время расцвета опричнины – 1569 1570 гг. (он умер в 1572 г.) – и никогда не осмелился поднять против нее свой голос.

VII

Некоторое время после создания опричнины царь Иван IV чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку верил, что сломал хребет боярской оппозиции. Поддержка, оказанная Ивану IV земским Собором 1566 г. для продолжения Ливонской войны, не могла не дать ему удовлетворения. Однако он должен был заметить подозрительно скрытое несогласие Ивана Висковатого.
Вскоре начало ощущаться общее неудовлетворение продолжающимися казнями, изгнаниями и злоупотреблениями опричников против людей земщины. Пропагандистская кампания короля Сигизмунда Августа и литовских князей, которая настраивала московитов против политики Ивана IV, таким образом обрела подходящую почву.
Царь должен был знать обо всем этом от своих агентов и шпионов, которые, вне сомнения, преувеличивали опасность, чтобы подчеркнуть полезность опричнины и получить новые милости. Царь теперь начал верить, что среди бояр и дьяков существовал заговор против него. В достоверных источниках не существует указания, что какой либо организованный заговор действительно имел тогда место. Вне сомнения, многие люди должны были быть напуганы и готовы бежать, что многие и делали. Разумеется, атмосфера была натянутой. Новые преследования лишь увеличивали число недовольных.
Царь ощущал, как почва уходит из под его ног. В панике он начал думать о побеге за границу. В ноябре 1567 г., дав английским купцам широкие новые привилегии, Иван IV потребовал в своих переговорах с Дженкинсоном, чтобы королева Елизавета согласилась на военный союз между Англией и Московией против Польши. В дополнение он послал через Дженкинсона секретное послание к Елизавете, предлагая соглашение о взаимном предоставлении политического убежища в случае необходимости.
В июне 1568 г. Елизавета послала нового посла, Томаса Рандольфа, в Россию. Он должен был добиться новых привилегий для английских купцов, но избежать обсуждения вопроса о политическом союзе. Однако Елизавета велела передать царю, «что, если какое либо несчастье приключится в его владениях,...мы заверяем его, что он будет дружественно встречен в наших владениях».
По прошению Рандольфа Иван IV принял английских купцов в России в опричнину (20 июня). Одновременно Иван IV послал к Елизавете для конфиденциальных переговоров своего посланника Андрея Совина.
Кажется очевидным, что причиной жестокого обращения царя с митрополитом Филиппом были его недоказуемые подозрения, что митрополит связан с воображаемым заговором.
Даже более уязвимым, нежели Филипп, был царский двоюродный брат князь Владимир Андреевич Старицкий. Следует вспомнить, что в течение болезни Ивана в 1553 г. группа бояр попыталась сделать Владимира его наследником. Царь не мог забыть этот эпизод, равно как не могли его забыть и его противники.
В действительности, сам Владимир никогда не стремился к власти. Это его интриганка мать, княгиня Евфросиния, урожденная княжна Хованская, мечтала сделать своего сына царем. Но она была вынуждена в 1563 г. уйти в Белоозерский монастырь, жила там под строгим надзором и, таким образом, была лишена возможности вести какую либо дальнейшую политическую деятельность.
В 1566 г., при опричнине, Владимира заставили поменяться землями с царем Иваном IV. Он потерял Старицу и всю основную территорию владений своего отца. Люди на полученных им взамен землях не были связаны с ним патриархальными традициями.
Таким путем были поколеблены основания его авторитета и власти, и он сделался абсолютно зависимым от царской воли. При подобных условиях Владимир не мог бы согласиться возглавить заговор против царя Ивана IV, даже если бы стремился к этой роли. Тем не менее, в глазах противников царя Ивана Владимир продолжал быть потенциальным кандидатом на трон. Этого не могли не знать агенты Ивана IV, и его подозрения насчет Владимира вспыхнули вновь.
Весной 1569 г. ситуация стала для России опасной. В Люблине совместный польско литовский сейм обсуждал объединение между Польшей и Литвой. Литовские князья неохотно согласились на объединение, поскольку силы одной лишь Литвы были недостаточными, чтобы справиться с армией московитов. Поляки отказались помочь без того, чтобы окончательно связать Литву с Польшей. Дабы увеличить польское преобладание, король Сигизмунд Август в противовес возражениям литовских князей издал два декрета (5 марта и 6 июня), передающие украинские области Великого княжества Литовского (Волынскую, Киевскую, Брадлавскую) Польше. 1 июля 1569 г. был подписан акт объединения. В результате Люблинской унии военный потенциал Литвы более чем удвоился.
Тем временем в Каффе турки готовились к кампании против Астрахани. Ни турки, ни крымские татары не признавали присоединения к России в 1556 г. Для турецкой стороны важное стратегическое значение имела Астрахань. Она была стержневой точкой, которая позволила бы туркам использовать Каспийское море для нападения на Персию и сохранить дружественные отношения с центрально азиатскими тюркскими ханствами. Кроме того, турки не могли смириться с русским наступлением на Северный Кавказ, который поддерживался кабардинскими князьями, опиравшимися на Астрахань. Наконец, те астраханские и казанские вельможи, которые уехали в Турцию и Крым, чтобы избежать русского правления, продолжали побуждать султана и крымского хана вытеснить русских из региона Средней и Нижней Волги.
В политике султана и хана, однако, существовало различие. Хотя крымские ханы были вассалами султана, они старались поддержать свою автономию и избежать прямого турецкого вмешательства в татарскую политику. Они не желали заменять русский контроль над Астраханью контролем османских турок. В то же время хан Девлет Гирей не решался открыто противостоять султану и вынужден был с ним сотрудничать.
В 1568 г. султан Селим II и его советники решили предпринять кампанию против Астрахани. Эта экспедиция была щедро оплачена турецким великим визирем Мехматом. Подготовка к ней началась летом 1568 г. Было решено послать войска, пушки и снаряжение вверх по Дону на судах до места, где восточный изгиб Дона подходит наиболее близко к западному изгибу Волга. Донские казаки в этом месте перетаскивали свои легкие суда из одной реки в другую. Турки решили прорыть здесь канал, чтобы дать возможность флотилии войти в Волгу и добраться до Астрахани по реке.
Турецкий экспедиционный корпус под командованием Касым паши был собран в Каффе весной 1569 г. и подошел к Азову (по турецки – Азаку) в июне. Согласно А.Н. Курату, турецкие вооруженные силы насчитывали пятнадцать тысяч воинов и ожидали примерно столько же крымских татар, малых ногайцев и черкессов. Кроме того, на галерах насчитывалось около двух с половиной или трех тысяч гребцов, в основном военнопленных, среди которых было около ста пятидесяти казаков и московитский посланник к ногайцам, Семен Мальцев, который позднее написал отчет об экспедиции.
Армия Касым паши достигла пространства между Доном и Волгой 15 августа. «Но, поскольку почва была холмиста и две реки разделяло около сорока миль, Касым паша и его помощники поняли,...что любая идея канала исключалась. Вместо этого они решили тащить некоторые из судов волоком по суше».
В течение пятнадцати дней тысячи людей работали киркой и лопатой, выравнивая землю, но когда они попытались тащить суда, поставленные на колеса, колеса начали ломаться, и эту затею оставили. Флотилия была отослана назад в Азов со всеми пушками, за исключением нескольких легких полевых орудий. Донские казаки, которые не решались противодействовать турецким силам на их пути по Дону, преследовали отступающую флотилию, но урона ей не нанесли.
Армия Касым паши не имела альтернативы, кроме похода на Астрахань, следуя по линии правого берега Волги через песчаную пустыню. Они достигли полуразрушенного города Астрахань 16 сентября. Русская крепость и новое поселение вокруг нее тянулись на десять миль на юг по острову у левого берега Волги.
Тем временем московское правительство послало к Астрахани для усиления гарнизона по Волге лодки с соединением войск и запасом военного снаряжения. Экспедиционным корпусом командовал князь Петр Серебряный. Поскольку у турок не было подходящих судов, они не могли помешать экспедиции прибыть в Астрахань.
Турецкий обстрел крепости оказался неэффективным (у турок были лишь легкие полевые пушки). Попытки турецких саперов взорвать стены крепости также не удались. Турки оказались в трудной ситуации. Крымские татары не желали оставаться на зиму, турки тоже начинали роптать. Касым паша был вынужден дать приказ отступать. Его войска начали отступление 26 сентября.
Турецкое возвращение к Азову (около пятисот миль) заняло почти месяц. Солдаты и кони умирали от голода и жажды. «Лишь относительно малое число прибыло в Азак (Азов) невредимыми».
Через Афанасия Нагого, своего посланника в Бахчисарае, московское правительство было осведомлено о подготовке турок к астраханской кампании. Но Нагого когда качалась кампания заключили в тюрьму, и после этого Москва могла рассчитывать по части информации о перемещении турок только на донских казаков.
Московское правительство собрало в Нижнем Новгороде войска, несколько подразделений были посланы вниз по Волге, чтобы помочь гарнизону Астрахани. Одновременно были усилены оборонительные войска вдоль Оки.
Царь назначил Владимира Старицкого командующим военными силами, собранными в Нижнем Новгороде. Но этот факт ни в коем случае не может рассматриваться как свидетельство доверия царя к княию. Посылая его в Нижний Новгород




Метки: История России

Вы читаете » "Ливонская война и опричнина"

Статьи по теме:

Приказное делопроизводство
Династия Юань после Хубилая
Социалистическая реконструкция экономики и производства. Индустриализация и коллективизация. Трудности и итоги. 20-30 гг.
Общий обзор внутреннего убранства комнат
Пётр I
Архивы ↓